Рыжая птица удачи - Страница 174

174

«Я обещал, что вернусь, значит, вернусь. Только дождись меня».

Он повторял это, как мантру, в такт неверным шагам, и вдруг в окружающем его тумане чётко увидел её спокойное лицо. Она дождётся, ты только иди.

Но эти мысли и жуткая, давящая, всё увеличивающаяся усталость не мешали ему трезво рассуждать. Пока ещё не мешали. Несмотря на свою мантру, он знал, что не дойдёт. Без зрения, без ориентиров в чужих джунглях, с непонятной лихорадкой, медленно, но верно лишающей его последних сил. Те царапины и пара ожогов с укусами, которыми его наградил последний плюющийся зверь с многочисленными зубами, да и все предыдущие раны сами по себе смертельными не были. Однако всего вместе было больше чем достаточно, чтобы он вскоре загнулся в чёртовых колючих зарослях. Охотник же за спиной всё ближе, его приближение чувствовалось в этом тяжёлом воздухе, пахнущем непонятной травой, сыростью и смертью. Почему до сих пор нет выстрела, он не понимал, и эта неторопливость преследователя начинала сводить его с ума.

Он помнил карту и, как ему казалось, двигался в нужную сторону, пусть и едва переставляя ноги. До сих пор ориентиром ему служила Сиана, которая жаркой белой кляксой ещё несколько минут назад бесстрастно висела слева, как и полагалось. Но теперь она была скрыта дождевой тучей, и ни одного яркого пятна в мареве угасающего зрения не осталось.

По-хорошему, надо бы переждать дождь, чтобы Сиана снова вышла на небо, и продолжать идти, хотя бы приблизительно придерживаясь маршрута. «Нельзя оставаться долго на одном месте, — стучало в голове, заглушая голос рассудка. — Нельзя подставляться. Пока не упадёшь — надо идти. Она ждёт». Он понимал, что делает глупость, с каждым шагом, возможно, уклоняясь от маршрута, на который потом уже не сможет вернуться. Но сопротивляться самому сильному из инстинктов — стремлению выжить — он уже не мог. Нельзя подставить себя под пулю Охотника. А что тот рядом, он знал наверняка. И ещё знал, что мишень из него сейчас — лучше не придумаешь. А значит, надо было идти, даже если это бесполезно.

Под ногой хрустнула крупная ветка, сапог соскользнул с мокрой коры, и он не смог удержать равновесие, не помогла даже палка, служившая ему то ли костылем, то ли тростью слепца. Последним движением он успел отбросить палку чуть в сторону, чтобы не напороться на её острие, и упал. Это уже третье падение под ливнем, а сколько их было раньше, он и считать перестал. Кажется, рефлексы всё ещё работают, хотя тело слушается с каждым разом всё хуже. Ничего не сломал и даже ушибов в свою коллекцию не прибавил. Просто снова надо вставать, снова делать усилие, снова искать отброшенную опору, снова шагать. Он зло усмехнулся, уперся в землю кулаками и сжал зубы.

«Всё равно поднимусь. Ты меня не достанешь», — упрямо подумал он, сопротивляясь собственному страху.

Мысль о преследователе подстегнула, помогла собраться и всё-таки встать. Ногой нащупал палку — она оказалась рядом, что обрадовало. Да, теперь для счастья надо так немного: суметь наклониться, взять опору, выпрямиться, потом сделать первый шаг и дальше всё пойдёт проще. А ещё для счастья была нужна она. И до неё нужно было дойти. Даже если всё в этом чужом ядовито-зелёном мире прёт против него, даже если он сам знает, что не сможет этого сделать…

… Менее удачно. Падение в кустарнике с шипами едва не закончилось выколотым и без того бесполезным глазом…

…Чёрт… Опять эта хитро загнутая ветка под ногами. Он, не видя, уже понял, что это то же самое место. Кажется, во время последнего падения он здорово потерял ориентацию в пространстве и просто вернулся на то же место. Надо же — почти полчаса пути проделаны впустую. Лучше бы он тогда просто остался здесь сидеть, не потерял бы столько сил зря.

А вот теперь он точно понял, что с этого места не сможет найти правильную дорогу. В голове уже путались данные о маршруте, видимо, подступающий лихорадочный жар всё-таки начал действовать на сознание. Жаропонижающее в аптечке закончилось ещё утром. Он повернулся лицом в ту сторону, откуда сейчас пришёл и напряжённо попытался всмотреться в белесо-серый туман, существующий только для него. Тщетно. Новый порыв ветра снова швырнул в лицо тяжёлые струи ливня. Наслаждения это уже не принесло — дождь бил, не освежая, а вызывая головную боль. Он вспомнил древнюю китайскую пытку водой. Древние китайцы знали, что делали.

Дороги нет.

Ноги отказывались держать, и желание упасть на землю стало просто всепоглощающим, но он упрямо стоял, понимая, что если сейчас сдастся, то подняться уже не сможет. Встречать Охотника в положении лёжа не хотелось. Если сейчас раздастся выстрел, то он будет сделан в живого человека, а не в полутруп на земле.

Сердце замерло. Внезапно в угасающем сознании вспыхнул прежний Феникс — чуткий и внимательный. Прямо в спину ему смотрел Охотник.

Красный круг мишени на левой лопатке ощущался просто физически реальным. Почему же он не стреляет, сколько можно тянуть? Это было хуже дьявольского тумана в глазах, хуже дурманящего жара в разбитом теле, хуже дробящего мозг ливня. Ожидание конца.

— Стреляй же, мать твою! — хрипло сказал он вслух.

И Охотник как будто услышал.

Страшный удар бросил его вперёд, но палка-опора не дала сразу упасть.

Неожиданно окружающий ад прекратился. Ливень перестал хлестать по щекам и теперь нежно гладил кожу. Дикая усталость, до сих пор причинявшая лишь боль, вдруг стала мягкой, как меховой ковер в её комнате, обняла и настойчиво потащила вниз. Под немеющей щекой — мокрая трава. Пахнет почти как на Земле. И дождь…

174