Дмитрий задумался, прежде чем ответить. Решили? Наверное. Пашкина рука на плече и его радостное лицо… да, их проблему — решили. Но Никой у них тоже есть проблема. Своя. Ладно, будем решать по мере поступления, как всегда.
— Да, — ответил он.
Дэн, не слушая возражений, заставил их поужинать — оба были так взволнованы, что о мелочах вроде еды даже не задумывались. О мелочах вроде сна они не задумались точно так же. Поэтому большую часть ночи проговорили, перебивая друг друга. Прошло чуть больше месяца друг без друга, а им казалось, что никак не меньше полжизни.
Правда, начало разговора чуть не убило в Дмитрии вообще всякое желание говорить.
— Так как ты нас нашёл? — нетерпеливо спросил Павел. — Дэн же так и не дозвонился до тебя?
— Не дозвонился, — чуть помолчав, отозвался он.
А вот сейчас надо быстро придумать, как всё объяснить. Если правду… Рассказывать подробности — нет, ни за что. Под страхом смерти он не сможет говорить об этом с Павлом. Тем более сейчас, когда воспоминания так свежи и ярки. А если сказать, что Хан просто позвонил и любезно поведал, что Феникс жив? Или сообщение написал. И никаких объяснений… Нет. Имя Хана произносить вообще нельзя. И не только потому, что рано или поздно Павел может с тем столкнуться. Просто — нельзя. Дмитрий не мог объяснить, почему язык отказывался назвать это имя. Соврать? Да, наверное, можно придумать что-нибудь. Только врать он не хотел. Друзьям всегда трудно врать. А сейчас просто невозможно. Нельзя испачкать момент их встречи, когда всё так светло и солнечно, грязью лжи, пусть и во спасение.
— Дим, если тебе не хочется рассказывать… — начал Павел, не дождавшись ответа.
— Не хочется. — Он уже понял, что выдумывать не будет. — Я не могу сейчас. Поверь, я не хочу тебе врать и не буду. Но… Потом. Может быть, потом. А может быть, никогда.
Дмитрий умолк. Ни разу прежде он не уходил от ответа так прямо и откровенно. И как это воспримет Павел, он не знал.
— Хорошо, — спокойно ответил тот. — В конце концов, главное, что ты здесь.
Дмитрий был ему очень благодарен за то, что разговор тут же перешёл в более спокойное русло.
Тут очень кстати пришлась его случайная встреча с Аяксом. Павел с таким интересом выспрашивал подробности, что Дмитрий пожалел о том, что тогда не принял предложение Аякса поучаствовать в мальчишнике. Сейчас смог бы побольше рассказать.
И вот когда он совсем расслабился от ностальгических воспоминаний о «Киплинге» и ребятах, Павел вернул его на землю одним вопросом.
— Так что у вас с Ритой? Опять поругались?
Спросил легко, небрежно даже, но это был не просто мимолетный интерес. В конце концов, Дмитрий с Ритой давно были для него семьёй, самыми близкими людьми. Они никогда это не обсуждали, но это было так, Дмитрий просто знал. И ответить, махнув рукой, — «а, чепуха, обойдётся», — он не смог.
— Нет, мы не ругались. Она ушла.
Перед глазами стоял парк клиники, песочная дорожка и удаляющаяся своей по-прежнему лёгкой походкой Рита.
— Помиритесь? — серьёзно спросил Павел.
Он не стал говорить, что не в первый раз, что милые бранятся — только тешатся, и прочие глупости. Потому что всегда знал, в отличие от самого Дмитрия, когда можно сводить всё к шутке, а когда лучше не надо.
— Нет.
Рассказывать опять не хотелось, но было нужно, потому что Пашка имел право знать. Ведь это из-за них он валяется в этом подвале, это из-за них он рисковал жизнью.
Дмитрий сжато пересказал разговор с Ритой, из которого сам смог понять только одно — она никогда его не любила. Этого вывода он говорить не стал.
— Да уж. Ты, конечно, решил, что любовь прошла или её никогда и не было.
Вот и пробуй от него что-нибудь скрыть. Дмитрий промолчал.
Павел сел на кровати, опираясь о подушку здоровой рукой.
— Дим, я никогда не вмешивался в ваши ссоры, ты помнишь. Вы не маленькие, в состоянии разобраться сами. Но тут ты не прав. Не знаю, могла ли ваша любовь пройти, но она была. Не забудь, что я знаю Ритку также, как тебя. Ну, почти.
— Ты её знал, — возразил Дмитрий, упирая на слово «знал». — Это было раньше. Раньше и я думал, что знал её. Я никогда не подозревал, что она может такое сказать, так думать.
— А что изменилось?
Что-то в голосе Павла говорило, что это не просто вопрос. Это одновременно и ответ. Но уловить его сейчас Дмитрий был не в состоянии. Господи, неужели сейчас так важно говорить об их с Риткой проблемах!
— Ты же сам знаешь, что именно изменилось. Мы столько с тобой обсуждали, что с ней случилось, мы думали, как ей помочь, но забыли о самом главном. Она ведь тоже думала о том, что с ней случилось.
— Она и придумала, — перебил его Дмитрий.
— Придумала. Что не имеет права быть с тобой после всего. Ты хоть понимаешь, через что она прошла? Вот не словами, а на самом деле, — понимаешь?
Павел не горячился, не повышал голос, говорил всё так же тихо и даже задумчиво. Словно размышлял вслух. Но Дмитрия последние слова как огнём обожгли.
Понимает ли он? Понимает ли это он, после всего того, что сам пережил в последнее время? После того, как успел убить своего друга, получить за это деньги, практически спиться, а потом, в довесок, согласиться стать секс-рабом для своего врага, пусть и ради самого Феникса. Ему повезло, что у Хана сдали нервы. Но это не отменяет самого факта.
— Понимаю, — шёпотом сказал он.
И снова его ударило собственными же мыслями.
«…Если ты узнаешь, ты будешь меня презирать всю оставшуюся жизнь… я предпочел бы, чтобы ты узнал обо всём, чтобы ты плюнул мне в лицо, только бы ты выжил и выбрался из этой передряги. Я сам тебе всё расскажу»…