Прибывший аэрокар с тремя знакомыми Нике охранниками приземлился недалеко от крыльца.
— Дэн, ты не скучай, — услышала Ника голос Дмитрия. — Я забегать буду.
Она развернулась. Оба парня аккуратно выводили из дома Павла.
— Я надеюсь, я тоже, — вставил тот.
— Непременно, как только начнёшь видеть и передвигаться самостоятельно, — кивнул Дэн.
— Ничего подобного. Не раньше, чем здесь наведут порядок, — нахмурился Дмитрий.
— Тогда, Дэн, это тебе придётся забегать, — не растерялся Павел.
Тот улыбнулся, но ничего не ответил.
Они простились у машины, Дэн коротко обнял молчавшую Нику и отошёл ближе к крыльцу. Дверцы аэрокара опустились, и машина плавно взлетела.
Ника успела увидеть, как Дэн, не оборачиваясь, вернулся в свой коттедж.
Ревнёв нервно ходил по холлу, благо тот был немаленький. Прислугу он отослал отдыхать до вечера, в доме было пусто. Он взглянул на часы. Почти семь. Они вот-вот должны прилететь.
Так, спокойно! Это не президент Содружества и даже не премьер-министр, а всего лишь парень твоей дочери. Это он должен нервничать, а не ты!
Ревнёв понимал, что голос разума прав. Но волноваться перестать не мог. Ника — его единственное родное существо. Этот парень ей очень дорог, она его действительно любит. А если он плохой человек? Ника совсем девочка, ей и двадцати ещё нет! Ну, будет скоро, но ведь ещё нет! Она же не разбирается в людях. Как сказать ей, если его опасения оправдаются?
Еще голос разума подсказывал, что лучше бы он переживал из-за Ореста, но сейчас разум проигрывал отцовскому сердцу. Ладно, недолго осталось.
О, а вот и они. Аэрокар сел на площадке перед домом. Они идут. Ревнёв с трудом удержался, чтобы не выскочить за дверь, навстречу, но вместо этого сел в кресло у стены и приготовился.
Первым вошёл один из охранников, следом Ника, показывая дорогу. А за ней медленно шли двое — высокий черноволосый парень вёл под руку второго, с огненно-рыжими кудрями, в светозащитных очках.
— Здравствуй, папа, — звонко сказала Ника, и он почувствовал, что она волнуется не меньше него. — Познакомься — это Дмитрий и Павел.
Черноволосый Дмитрий, отзываясь на своё имя, слегка склонил голову, а Павел зачем-то снял очки, и Ревнёв понял, что тот действительно слеп.
— Я рад, — он поднялся с кресла и направился к гостям. — Чувствуйте себя, как дома. Я надеюсь, что…
Он не договорил. Павел повернул голову на звук голоса, его невидящий взгляд скользнул мимо, но Ревнёву этого мимолетного контакта оказалось достаточно, чтобы застыть от неожиданности.
Он уже видел этот взгляд, правда, тогда тот был живой, уверенный и цепкий. Это было последнее, что он запомнил в тот день, когда погибла Майя. Эти глаза — глаза человека, пришедшего в операторскую, чтобы вытащить его из ада, устроенного той мразью.
И рыжие волосы.
— Это был ты, — вырвалось у него.
— Папа? — удивлённо переспросила Ника.
— Тогда, во время захвата. Это ты вытащил меня?
Павел не отвечал.
— Он чуть не убил меня, и если бы не ты… Я терял сознание, я не помню всего, но ты снял маску…
Ревнёв волновался ещё больше, чем раньше, он видел, как удивлённо смотрит Ника, как непонимающе мотает головой высокий Дмитрий, но мог сейчас думать только о том, что узнал этого человека.
— Ты спас мне жизнь.
— Я только выполнял свою работу, — наконец, отозвался Павел. — Я помню вас.
Ника вдруг всхлипнула и подошла к нему. Уткнулась в грудь лицом и замерла.
— Ты успел, — шёпотом сказала она. — Ты не мог не успеть. А ты говоришь…
Ревнёв чувствовал, что это не просто так, это продолжение чего-то серьёзного, что было раньше между ними. И тут вспомнил: «Вокруг слишком много моих людей». И голос того садиста в чёрном: «Тем более, ты их командир».
Это он командовал тогда штурмом. Это его тогда чуть не засудили из-за гибели заложников. Из-за гибели Майи и Лизоньки.
— Ладно, я думаю, мы ещё успеем поговорить об этом, — взволнованно сказал он вслух. — Я вдвойне рад, что могу помочь вам сейчас. Эйтан, помоги им подняться наверх, — обратился он к охраннику. — Ника, ты знаешь, где приготовлены комнаты для гостей, я не буду вам мешать.
Эйтан увёл гостей наверх.
Ревнёву нужно было переварить всё это. Слишком много информации.
— Папа…
Ника стояла в дверях, глядя на него всё теми же тревожными глазами. Господи, бедная моя девочка, сколько же на тебя всего свалилось!
— Папа, я хочу сказать тебе одну вещь. Про Пашу. Надо было раньше, но я не думала, что ты его узнаешь.
Он глубоко вздохнул.
— Я уже понял. Он был командиром ребят, которые тогда штурмовали Солнечный.
— Он не виноват ни в чём. — Ревнёв заметил, как дрожит голос дочери. — Он старался, он просто не успел…
— Я понимаю, милая, — Ревнёв стремительно подошёл к ней, заглянул в лицо. — Я тогда сам хотел помочь ему, предлагал показания дать, но его командир сказал, что это бесполезно. Я всё понимаю, — повторил он.
Ревнёв помолчал и решительно сказал:
— Ника, твой Павел — хороший парень. Я не знаю его лично, но верю тебе и тому, что о нём говорил тогда его командир. Так что не волнуйся. Считай, что моё благословение у тебя есть, если ты в нём вообще нуждалась.
Ника облегченно вздохнула — так, будто гора свалилась с её плеч, — обняла его, поцеловала в щёку и, стремительно развернувшись, убежала.
Все, Ревнёв, улетела твоя дочка.
Ника поднялась в комнату Павла. Они с Дмитрием сидели на низком диванчике и тихо разговаривали.