Выстрелить он не успевает, потому что слишком внезапно к щенку возвращается способность соображать и двигаться. И быстро двигаться. Язва сбивает его с вездехода, и пару минут они молча возят друг друга по пыльному пластобетону. Никто не может взять верх. Язва слишком разъярён, чтобы победить, но эта же ярость придаёт ему бешеных сил.
Щенок превратился в волка, — мелькает в голове отстранённая оценивающая мысль. Приходится забыть всё, что ещё хочется сказать, становится не до разговоров, слишком неожиданен этот натиск, слишком сильными оказываются эти руки. Волк может и горло перегрызть…
…Убить. Придавить к земле, сжать пальцы на горле этой гадины, заставить его хрипеть и извиваться, почувствовать, как уходит пакостная субстанция, которую эта тварь называет своей жизнью. Убей, сделай то, что должен!
— Димка! — этот голос ворвался в сознание издалека, заглушая внутренний крик, взывающий к мести. — Димка, не делай этого!
Прохладные руки на его, останавливающие, успокаивающие, умоляющие.
Он поднял глаза, всё ещё замутнённые яростью, и на секунду ему показалось, что это не человек. Развевающиеся волосы, пронизанные светом, огромные глаза и этот голос.
Ника. И глаза такие от страха. За него?
— Не делай этого, пожалуйста, не надо. Давай уйдём отсюда, я прошу тебя! Отпусти…
Индиго разжал пальцы, выпуская хрипящего раздавленного Хана. Медленно поднялся, Ника тут же ухватилась за его руку. Он перевёл дыхание.
— Ника, он…
— Я всё слышала, Димка, он мерзавец, но не убивай, ты не должен, только не ты! Поедем отсюда.
Она с силой тащила его в сторону города, не сразу сообразив, что его скутер так и остался стоять поперёк дороги.
Дмитрий осторожно высвободился, вернулся к машине, не глядя на сипящего под ногами врага, взялся за руль, попытался успокоить дрожь в руках, ещё не отошедших от ощущения человеческого горла в ладонях.
— Щенок… — просипел Хан, не делая попыток подняться. — Сопляк, пацифист!
— Какая же ты мразь, — вдруг звонко сказала Ника.
Индиго видел, что она уже пришла в себя, и чувствовал, как ей трудно сдержаться, чтобы самой не броситься на Хана. Ну уж нет.
Он поспешно довёл скутер до Ники, обнял её одной рукой, увлекая прочь. Против ожиданий, она подчинилась, пошла рядом, касаясь его бока плечом и не отстраняясь. Они больше не обернулись назад. Для них этот бой закончился.
— Володя, а где ребята?
Со второго этажа спустился Ревнёв, озабоченно оглядываясь, как будто кто-то из молодёжи мог прятаться от него в нишах стен холла.
Аристов невольно огляделся сам, оторвавшись от чтения.
— Павел в Алмазном, обещал вернуться к обеду. Диму я только в столовой видел, за завтраком, а Ника… должно быть, у себя.
— Да нет наверху ни её, ни Дмитрия, — досадливо сказал Ревнёв.
— Ну, устали ребята в доме сидеть, поехали прокатиться, — предположил Аристов, возвращаясь к чтению.
— Я сам устал тут сидеть.
Его оборвал звук приближающегося скутера — не одного, кажется, двух. Ревнёв, не договорив, быстро подошёл к окну.
— О, вот они, — с видимым облегчением произнёс он. — Ника и Дмитрий.
Ребята оставили скутеры и почти бегом направились в сторону от главного входа.
— Похоже, они не собираются к нам заглянуть.
— Надо будет Паше сообщить. Его невеста слишком много времени проводит с его другом, — усмехнулся Аристов.
Ревнёв резко обернулся, и Аристов замотал головой под осуждающим взглядом:
— Я пошутил, пошутил!
По дороге они не разговаривали. Ветер свистел в ушах, и перекрикивать его было совершенно невозможно. Да и не хотели они сейчас разговаривать. Дмитрий ещё не остыл от только что оборвавшейся драки, ещё не ушла ненависть, переполнявшая душу, ещё не оставило сожаление о несостоявшемся последнем ударе. Убить, вышибить остатки склизкой омерзительной жизни из этого паука, чтобы он больше не отравлял воздух своим ядовитым дыханием. Однако горячая буря эмоций всё же медленно отступала, её уносил бьющий в лицо ветер. И на смену этой буре приходило тяжёлое понимание — что же этот ублюдок только что наговорил. Почему, зачем она оказалась там и почему не позволила ему сделать это благое для всех дело? Ведь он видел, чувствовал, как бьётся в её глазах та же ярость, что и в нём самом, при виде Хана. Почему?
Впереди показался периметр города.
Ника сбросила скорость скутера, Дмитрий последовал её примеру.
— Дима, нам надо поговорить, — сказала она, не глядя в его сторону. — До того, как мы увидим Пашу.
В доме они прошли через один из боковых входов, чтобы не столкнуться ни с кем, прямо в жилое крыло. Ника затащила Дмитрия в первую попавшуюся свободную комнату, и, не предлагая присесть, развернулась к нему лицом.
— Объясняй! — потребовала она. — Это правда, что на самом деле ничего не было?
— Правда, — устало кивнул он. — Это была убедительная инсценировка. Пашка валялся без сознания, только поэтому Хану всё и удалось провернуть безнаказанно, иначе бы он в том подвале и сдох, наверное.
— Ты уверен?
— Что без сознания? Да, уверен.
Ника вздохнула. Её потихоньку начало отпускать дикое напряжение, которое держало её с момента, как она открыла это чудовищное послание. Одновременно с тем, как она расслаблялась, накатила дрожь. Её стало трясти так сильно, что пришлось шагнуть к окну и вцепиться рукой в раму, чтобы хоть немного сдержать собственное тело. Она закрыла глаза и ткнулась лбом в прозрачный пластик. Он ничего не помнит. Не знает. Какое счастье!