— Пойдём, Инга, — тихо сказала она, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. — Пойдём, нас ждут.
— Ина, пойдём, — вдруг вступила напуганная Лиза, хлопая ладошкой по плечу тётки. — К папе!
Майя почувствовала, что у неё у самой на подходе истерика. Успокаивать одновременно дочь и сестру она была не в состоянии. Рука, державшая Лизу, начинала неметь, но отпустить Ингу, так и не двинувшуюся с места, она не могла.
— Пойдём, говорю! — вместо слёз Майя вдруг разозлилась.
Ну что это за наказание! И эти, с автоматами, уже идут к ним, и кончиться это может очень плохо. Что такое с Ингой? Она ведь никогда не была паникёршей и истеричкой, почему именно сейчас…
Она так и не узнала, что с сестрой. Потому что в следующий миг та резко рванулась, высвободившись из ослабевшего захвата Майи, и с криком «Володя!» бросилась за уходящими мужчинами. Майя, не в силах вымолвить ни слова или просто пошевелиться, стояла, прижимая к себе дочь, и смотрела, как бежит её сестра, как она вдруг спотыкается, ничком падает на землю и больше не двигается. Негромкий резкий звук, прозвучавший откуда-то слева, она отметила слабо и только позже поняла, что это был выстрел боевого излучателя. В ушах зашумело. И крик Володи, и плач дочери, и гомон за спиной — заголосили женщины, — всё это проплывало мимо неё, как большое рыхлое облако неопознанных звуков.
Она не почувствовала, как парень в той же пятнистой униформе толкал её к другим женщинам, не ощутила, как кто-то забрал у неё из рук Лизу, не помнила, как их довели до правого крыла центрального офиса, втолкнули в пустое здание, где находилось помещение охраны, и не услышала, как захлопнулась дверь.
Стоило открыть глаза, как накатил приступ тошноты, и комната вокруг совершила несколько самопроизвольных поворотов, прежде чем Ревнёв понял, что находится в своём собственном кабинете. Он, мягко говоря, нечасто наблюдал это помещение с такого необычного ракурса. Осторожно приняв сидячее положение — руки совсем не слушались — он оказался сидящим на полу, в углу между диваном и стеной, напротив стола. С трудом собрав обрывочные картинки последних событий, он вспомнил, что перед тем, как уйти в домашнее крыло, искал Ореста. Майя с Лизой ночевали у Аристовых, и он позволил себе засидеться допоздна. На часах было без пятнадцати три… а у Ореста не отвечал мобильный, хотя если бы тот спал, ответил бы автоответчик… и Ревнёв отправился в его кабинет сам, дверь открылась — ага, у Ореста двери современные, раздвижные… Он шагнул внутрь и… всё.
Голова гудела, и тупая боль в затылке мешала сосредоточиться. Ревнёв машинально попытался поднять руку, чтобы ощупать повреждения, и только теперь сообразил, что руками-то шевелить и не может. Что-то жёсткое буквально вцепилось в запястья за спиной. Наручники? Да что здесь происходит?!
— Доброе утро!
Какие хорошие слова, и до чего ж неприятный голос.
Как туго ни соображал сейчас Ревнёв, ему стало понятно, что вряд ли это приветствие сказано искренне.
— Утро добрым не бывает, — вырвалось у него всплывшее откуда-то в памяти.
Язык еле поворачивается. Хорошо приложили.
Собеседник хохотнул. Он сидел, кажется, на диване, и чтобы увидеть его, нужно повернуть голову. А это сейчас самое сложное действие после «поднять руку». Поэтому Ревнёв не стал экспериментировать, ожидая, что тот сам подойдёт. Тем временем неплохо было бы оглядеть комнату. Он осторожно, не поднимая головы, попытался осмотреться. Почти сразу увидел Ореста — тот сидел почти рядом, шагах в пяти, около стены. Голова запрокинута, глаза закрыты, на светлом воротнике расплывается пятно крови. Руки тоже за спиной, тоже наручники.
— Очухался? — всё тот же неприятный голос, уже рядом. — Ты на меня-то посмотри, дядя! Нам бы поговорить.
Ревнёв всё же поднял голову, головокружение резко усилилось, его замутило. Неужели сотрясение? Хотя что тут удивительного.
Прямо перед ним сидел на корточках кудрявый белокурый парень в пятнистой одежде. Холодные светлые глаза в упор изучали лицо пленника.
— А нам разве есть, о чём говорить, молодой человек? — негромко и всё ещё не совсем внятно сказал Ревнёв.
Парень дёрнулся, как будто собрался ударить, но Ревнёв остался неподвижным. Его такие шуточки не пробивали с юности, а сейчас ещё и двигаться было настолько больно, что неизвестно, что хуже — получить удар от этого сопляка или мотнуть головой в сторону с неопределённым результатом.
— Ты это брось! Поговорить нам надо о деле. Ты ведь богатый? Так вот, мы тебя пришли немного растрясти!
Ревнёв поморщился.
— Во-первых, мы с вами на брудершафт не пили, юноша, и не забывайте, что вы у меня в гостях. А во-вторых, не могли бы вы орать чуточку тише?
— В гостях? Дядя, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Это ты в гостях. И мы решаем, как долго ты тут гостить будешь!
Кудрявый явно завёлся, перестал ухмыляться.
— Ты не наглей, дядя! Ты от меня сейчас зависишь.
— И чего же вам надо, юноша? — осведомился Ревнёв — больше, чтобы потянуть время. Пока парень болтает, можно немного прийти в себя.
— Ты имеешь деньги и власть, дядя, а я хочу поиметь тебя! И, значит, деньги и власть я тоже буду иметь. Хорошо получается, да?
Сначала он говорил «мы», отметил Ревнёв. Парень не один. Это серьёзнее, чем просто воришка в доме. А если в дом самого Ревнёва проникло несколько человек — это уже пахнет большими проблемами. Где охрана? Что же происходит? Неужели до них всё-таки добрались? Здесь, на Каджеро, в центральном городке, в его собственном доме, охраняемом, как крепость. Крепость дала трещину? Либо их кто-то продал, либо…