Рыжая птица удачи - Страница 217

К оглавлению

217

— Нет. Не понимаю.

Жертв добивают…

— Его спас тот парень, штангист, как ты говоришь. Он прятал его у себя.

— А ты думала что…

— Сначала я думала, что его больше нет, но недавно я узнала, что он жив.

— Тогда где ж он был всё это время, почему не позвонил, не приехал?

Ника помолчала. Кир чувствовал, что она колеблется. Нет, ему надо знать!

— Он не мог. Его сильно ранили на этой охоте. Его так покалечило, и он… — её голос прервался.

— И что?

— Он ослеп, — тихо закончила она.

Некоторое время Кир внимательно смотрел в её лицо, освещённое из сада снизу.

— И что ты собираешься делать? — наконец, спросил он.

— В смысле? — не поняла она. — Он поправляется, а скоро вернётся Володя и…

— И что дальше? — перебил её Кир. — Он встанет на ноги, вылечится, прозреет?

Ника молчала.

— Ну?

— Какая разница! — в её голосе снова прорезались нотки раздражения, но Киру было уже всё равно. Значит тот парень ещё и калека. А Ника просто не знает что это такое. Она совсем ещё девчонка, но он-то — он-то хорошо знает!

— Ты чувствуешь свой долг перед ним, — тихо произнёс Кир, стараясь вложить в свой голос максимум мягкости. — Ты встречалась с ним раньше, тебе было с ним хорошо, возможно, он был твоим первым мужчиной, возможно, он был замечательный.

Ника слушала его, он видел, как трепетали её ресницы. Она хочет, чтобы он заткнулся, злится. Но он знает, что прав, и постарается донести это до неё.

— А потом он трагически погибает. Траур, горе, непотопляемое чувство одиночества, от которого ничто и никто не спасает. И вдруг — бац! — он воскресает, как… — он на секунду прервался, будто споткнулся, но продолжил: — … как птица Феникс из пепла.

Ника, кажется, вздрогнула.

— Он возвращается. Он всего лишь тень себя прошлого — калека, слепой, больной — но ты так счастлива, что тебе всё равно. Ты чувствуешь, что должна быть рядом, поддерживать, лечить, помогать. Ты хорошая девочка, Ника, ты замечательная подруга, но ты… ты ничего ему не должна!

— Ты вообще не понимаешь, о чём говоришь! — яростно оборвала его Ника. — Я просто хочу быть с ним, мне не нужно ничего и никого другого!

Он усмехнулся.

— Ника, голубка моя, это сейчас ты так думаешь. Ты вся переполнена эмоциями, эйфория и всё такое… но потом придёт полное осознание. И что ты будешь делать тогда?

— Не смей меня поучать таким тоном!

— Ты так злишься, потому что понимаешь, что я прав. Наступит такой момент, когда тебе понадобится защита. Когда тебе самой нужна будет поддержка. Когда тебе банально захочется настоящей мужской ласки. А он — не сможет. Ника, зачем ты приковываешь себя к калеке?

Ника отшатнулась. Кир понял, что перегнул палку, шагнул вслед за ней вглубь комнаты, протянул руку, желая то ли погладить, то ли удержать около себя. Он уже сожалел о том, что у него вырвались эти слова, и теперь хотел успокоить её.

— Голубка, прости, но факты — вещь упрямая. Я не должен был так резко говорить с тобой…

Ника вдруг рассмеялась. Это была не истерика. Смех звучал ровно, тихо и искренне — ей действительно было смешно. Кир словно захлебнулся словами и умолк.

— Господи, какой ты глупый, — наконец, проговорила она. — Знаешь, я никогда в жизни не встречала человека, которого можно было бы называть мужчиной с такой уверенностью, как его. Он сильный. Он сильнее того, кто его убивал, он сильнее тех, кто пытался его сломать, он сильнее тебя, и ему никогда в голову не придёт унижать другого из-за того, что тому не повезло. Он больше мужчина, чем вы все можете себе вообразить. И только рядом с ним я могу быть настоящей женщиной, — Ника с явным наслаждением выговорила эти слова. — Никто не сможет поддержать и защитить меня лучше, чем он. Какие вы все глупые, — повторила она. — Он всё это выдержит и выкарабкается, а я помогу ему. И счастливее, чем с ним, я ни с кем не буду.

Эти слова, этот тихий счастливый смех словно ударили Кира в самое сердце. Ещё никогда ни одна женщина не била так верно и сильно. Не отказом принять его, а этим укором, этим снисходительным «какой же ты глупый». И самое ужасное в том, что она была права. И в своём смехе, и в своей уверенности, и в том, что он дурак.

Кир ещё несколько секунд смотрел в её сочувственно-счастливые глаза и вдруг почувствовал, что ещё немного — и он может ударить её. За то, что она всё это сказала. За то, что она отказалась быть с ним. За то, что она любит другого. За то, что она так счастлива без него, с этим своим калекой.

Он развернулся и стремительно вышел из её комнаты, не сказав больше ни слова.


Ника понимала, что обидела Кира, но не чувствовала себя виноватой. Он хороший парень и всего лишь пытается помочь, уберечь, пусть и в такой резкой форме. Она подумала, что если бы чувствовала хоть толику правды в его словах — наверное, разозлилась бы не на шутку, сейчас она не смеялась бы, а кричала и доказывала…

Паша выкарабкается. Ради неё, ради их будущего, ради себя самого. И назло, да. Назло всем тем, кто придумал этот дьявольский аттракцион, кто заманил его туда. Конечно, он не наивный ребёнок, на слабо не возьмёшь. Но ему очень нужны были деньги, и этой слабостью воспользовались.

Воспользовались… Господи, её Пашку чуть не убили у неё же дома! Там где она росла, там, где чувствовала себя защищённой. А теперь…

Пашка, любимый, он привык всё и всегда решать сам. Можно было злиться, но на что? На то, что он научился ни на кого не рассчитывать? Он тренировался в этом с пяти лет, и теперь эти его привычки отшлифованы до идеального блеска. Требовать от него резких перемен не стоит, он не сумеет измениться. Только постепенно он сможет начать делиться проблемами, принимать помощь, рассчитывать не только на себя… Злиться на то, что он полез в эту безумную аферу? Так он не знал! Не знал, что это безнадёжно, что тут всё просчитано, что он обречён. Он никогда не пошёл бы на самоубийство.

217