Ника ничего не понимала, но ей хотелось зажать уши, скомандовать «Стоп!». Однако этот странный вкрадчивый голос словно околдовал её. Она должна была понять. Димка, Димка, что ещё могло случиться?!
— …Вторая новость, Ника Андреевна, едва ли не веселее первой. И опять же — я без фактов не работаю. При случае спросите вашу подругу Карину, она подтвердит. Знаете ли вы, кто был Охотником, кто стрелял в вашего Феникса во время этой роковой прогулки по джунглям?
Ника замерла. Её сердце готово было разорваться, так сильно и часто оно начало биться. Ей снова казалось, что вокруг всё рушится. Это не могло быть правдой. То, что говорил этот тип, не могло быть правдой.
Димка — не мог!
Она не сразу поняла, что происходит на небольшом экранчике перед её глазами. Не сразу сообразила, что это подвал в доме Дэна. Единственное, что она поняла моментально — это Павел. И действие происходит до того, как они встретились в этом самом подвале.
Дальше всё воспринималось, как в тумане. Ника никогда не понимала этого выражения. А это вот так — когда всё мутное, в глазах двоится, в уши словно ваты набили, голова кружится, а встать невозможно, потому что в коленках тоже туман — ватный, вязкий, липкий. И крикнуть невозможно, в горле — тоже он. И невозможно отвести глаз. И сквозь этот туман в ушах доносится стон. Слабый, тихий, такой знакомый…
— Ника, с тобой всё в порядке?
Она медленно подняла голову. Сообщение давно остановлено, экран погас. Но перед глазами всё ещё та картинка, от которой останавливается сердце. А в голове всё тот же гулкий туман. Но сквозь него пробился этот голос. Встревоженный, беспокойный.
— Кто такой Хан? — Ника спросила это тихо, но так, что тот, за спиной, замер.
Она слышала в наступившей тишине его дыхание, неуверенное, мгновенно сбившееся с ритма.
— Что? — тупо отозвался он, наконец.
— Я спросила, кто такой Хан.
Ника медленно развернула кресло к Дмитрию, застывшему в нескольких шагах от двери. Его посеревшее лицо и расширенные глаза сказали ей, что она на верном пути. Он нервничает. Значит, она попала вопросом в точку. Значит…
— Мы служили вместе.
Чего ты боишься, Дима? О чём ты думаешь? Какие варианты просчитываешь?
— Когда ты его видел в последний раз?
Ника должна была услышать, увидеть его ответ. Соврёт или скажет правду?
— Месяца полтора назад.
Какой у него странный голос. Он, правда, боится. И врёт, скорее всего.
— Отдай мне кристалл с той записью.
Спокойно, только спокойно и уверенно. Пусть чувствует, что она всё знает. Господи, что — всё? Неужели это всё правда?! Димка, скажи, что не понимаешь, о чём я, скажи, что всё ложь.
Он молчит. Не шевелится. Смотрит на неё так, как будто она приставила ему нож к горлу. А может, так и есть? Скажи же хоть что-нибудь!
— Отдай — мне — кристалл — с записью. — Как трудно чеканить слова вместо крика.
Неловкое, тяжёлое, непохожее на лёгкого во всём Димку движение — медленно поднимающаяся к застёгнутому карману куртки рука. Ника не верила своим глазам. Этот кристалл существует. Да, существует. Ядовитая гладкая тяжесть укладывается в её протянутую ладонь. Не хочу, не надо, Димка, это ведь не то, правда, не то ведь?!
Кристалл с ледяным стуком ложится в гнездо считывающего устройства. Воспроизведение.
Она отключила его через несколько секунд, едва успев понять, что Чернов говорил правду. Это копия. И она у Дмитрия. И он отчаянно боится. А ведь это ещё не всё.
— Это ты стрелял в Пашу? — Ника снова повернулась к нему, заставляя себя смотреть ему в глаза.
Нет, глаза не бегали, как она ожидала. Он тоже смотрел прямо на неё, но она знала, что это не от повышенной правдивости. Так смотрят обезьянки на удава, не в силах отвести взгляд, зная, что сейчас наступит конец. Молчание становилось невыносимым.
— Да.
Всё. Это не укладывалось в голове. То, что он тогда ляпнул ей по телефону — это всё ерунда. Цветочки. То, что он сделал с Пашей — это… Этому просто не было названия. Она снова словно вживую увидела масляные глазки Чернова, услышала его гнусный голос, обращающийся к Дмитрию, и тот нестерпимо беспомощный стон любимого. Снова почувствовала горячие от лихорадки руки на своих плечах, снова ощутила невидящий взгляд родных, таких измученных глаз.
— Ника… Послушай, я должен тебе объяснить, ты не думай…
Что? Мне — не думать? Что ты хочешь опять мне соврать?! Не приближайся!
— Не трогай меня! — видимо, истеричные нотки в её голосе заставили Дмитрия остановиться. — Да, объясни мне! Объясни, как ты убивал его! Объясни, как ты стрелял, объясни, как бросил его умирать в этих треклятых джунглях!
Каждое «объясни!» летело в стоящего напротив Ники человека, как пущенный из пращи камень. И каждое попадало в цель…
…И каждое попадало в цель. Как объяснить то, чего не делал? И как объяснить то, что сделано? Хан, сволочь, неужели тебе было мало? Зачем ты прислал ей это? Ты же жить хотел! Я же найду тебя, тварь. И на этот раз у тебя нет больше защиты от меня. Я убью тебя. Найду, сейчас или чуть позже.
— Объясни, как ты оказался у Дэна и чем вы там занимались с твоим дружком-мерзавцем! Объясни, как ты мог на это смотреть и как потом смог прийти к нему и снова играть в дружбу!
Не буду я ничего объяснять, Ника. Ты потом, может быть, сама поймёшь. Ты устала волноваться за него, и эта запись тебя просто убила. Прости, я ничего не буду говорить.
Зуммер вызова. Телефон. Нет, только не Пашка, пожалуйста… Не умолкает. Подожди, Ника. Сейчас я уйду.